Я вижу дом, а дом меня не видит...
Мой дом из детства. Он давно снесён,
И если кто-то вдруг из дома выйдет, —
Не докричаться, не услышит он.

И сквозь меня, как будто я лишь воздух,
Сквозь боль мою душевную и мрак,
Проходит мама... Мама скажет: «Вот бы

Сын позвонил, ведь что-то с ним не так...

Я кней бегу, как маленький: «Родная!
Я здесь, я твой, домой хочу назад!..»
...Кружится пепел, как воронья стая,
И я бреду куда-то наугад...

Кузнечик прыгает в окно —
Он ест лишь из моей тарелки.
Мы сним играем в домино —
Пока врачи несут таблетки.

В больнице тишь и благодать.
Все буйные лежат в постелях,
А если будут бунтовать —

Их в мясорубках перемелют.

Вот этот страх и этот бред

Кузнечику шепчу на ухо...

«Отстань! — кричит в сердцах сосед, —
Я не кузнечик, я ведь муха!..»

...И долгих сорок тысяч лет
Рифмуя калий, кальций, натрий,
На сцене корчится поэт —

В анатомическом театре.

Слишком много боли, слишком много...
Умер одинокий инвалид.

Боту не до нас, а нам до Бога —
Космонавт и тот не долетит.

По приказу родины в Афгане
Идеалы чьи-то защищал.

А потом в больнице в Абакане
Каждый год без памяти лежал.

Пять контузий, две сквозные раны,
Три развода, алкогольный чад...
Здесь, в земле, Иваны да Степаны —
Часовые родины лежат.

Романс

Вот так однажды без причины
Я утром серым не проснусь,

И по верёвке очень длинной
На небо павших заберусь.

Что будет сном моим последним?
Надеюсь, тот волшебный час

Когда под ливнем мощным, летним,
Судьба испытывала нас.

Мы ссорились. Но дождь, летящий
С небес стеною водяной,

Загнал нас под карниз гремящий
Своей надеждой жестяной.

Я осторожно сжал в объятьях,
Забыв про ссору и скандал,
Дрожащую, в промокшем платье,
Ту, что господь навеки дал...

Когда-то он хотел
Переделать весь мир —
Сейчас пытается обустроить
Свои шесть соток.

Тогда он был полон надежд —
Сейчас

Знает им цену.

Внучка Маргарита
Помогает выращивать
на клумбах маргаритки.

Бунтарь на пенсии

Мастер заслужил покой.
Но мастер не заслужил света.

За свет и воду,
Кстати, он платит исправно.